И пусть пройдет немалый срок
— мне не забыть,
Как здесь сомнение я смог
в себе убить...
(В. Высоцкий)

Летом две тысячи седьмого года мне довелось поучаствовать в экспедиции, ставшей крупнейшей за весь прошедший период моего увлечения альпинизмом. И, пожалуй, было бы неверно оставить свои воспоминания только для себя, поделившись лишь вкратце и устно с самыми близкими людьми. Тем более уже существует небольшой отчет Саши Аникина об этой поездке, и, наверняка многим будет интересно узнать об этом более подробно. По этой причине и было решено написать небольшое дополнение об этой поездке, от своего лица, как участника тех событий и восходителя.
В результате никак не вышло сделать дополнение кратким. Получился маленький рассказ. Ведь очень хотелось к описанным фактам добавить побольше своих впечатлений и пережитых ощущений. А впечатлений мы привезли огромнейшую массу.

***



Пик Хан-Тенгри. Высота 7010 м. Самый северный из семитысячников на территории бывшего союза. По соседству с ним — пик Победы — грандиозная гора, одна из труднейших в мире. Между ними берет начало ледник Иныльчек Южный. В самом его верховье на слиянии двух ветвей ледника (собственно Иныльчек и Звездочка) и размещаются базы для восходителей на обе эти горы и, соответственно, берут начало маршруты. Этим и удобна данная дислокация — восходители на Победу используют Хан для акклиматизации. Правда, отсюда классический маршрут на Хан-Тенгри, с юга, очень опасен. Он проходит в нижней своей части по весьма лавинно- и ледово-опасному участку большой протяженности, прозванному мышеловкой. Именно здесь случаются самые тяжелые и массовые аварии на данном маршруте. В остальном же данный маршрут достаточно прост с технической точки зрения. Основная трудность — высота. Зато есть и один плюс — чем круче, тем и короче; общая протяженность маршрута относительно невелика, без лишних блужданий, обходов и сбросов. С этой точки зрения маршрут довольно логичен и привлекателен, особенно для нас — начинающих пробовать себя на высоте. Есть и другие маршруты на Хана — с ледника Иныльчек Сверный, но они не устраивают по одной решающей причине: у наших более опытных членов есть желание попытаться взойти на Победу. Поэтому, чтобы не перелетать туда-сюда, и было выбрано это место для лагеря.



Немного о составе команды. Компания у нас подобралась довольно таки необычная: Женя Зенович – директор нашего клуба «Владигор», организатор и руководитель экспедиции; Саня Тимонин – спасатель; Саня Аникин и Саня Скобелев – участники, можно сказать – начинающие, студенты; я – тоже считай начинающий, только разве что не студент; Вова Писаренко – наиболее опытный из нас, молодых, участник; и кемеровчане: Алексей Русаков по кличке Леший и две девушки – Аня и Настя, не знакомые мне на тот момент. Изо всех нас на высоте бывали только Зенович, Тимонин, Писаренко и Леший, собиравшийся присоединиться к нам уже на Иныльчеке, когда он вернется из Пакистана. Все остальные – лишь с опытом восхождений на четырехтысячники.















1. Дорога

Пятнадцатое июля, воскресенье. Уезжаем. Отправление, для нас, привыкших к кочевой жизни, в принципе, было обыкновенным: прекрасная погода, теплая компания провожающих и какое-то постоянное движение вокруг сваленных в огромную кучу рюкзаков. А в душе — приятное, слегка тревожное чувство, всегда сопровождающее каждого, кто отправляется в новый, неведомый путь. Замечу, что летом бывать в Азии мне еще не доводилось, да и участвовать в такой крупной авантюре, как эта — тоже.
Заранее собранные рюкзаки и заготовленные грузы, как впрочем и всегда, не стали гарантией спокойного отъезда. До последней минуты что-то докупалось или переукладывалось. Легкое ощущение опаздывания не покидало весь последний день до самой посадки в поезд. Видимо — это уже рефлекс. Каково же было мое удивление, придя на вокзал, обнаружить себя чуть ли не одним из первых, кто пришел «на стрелку». Что поделаешь. Всякое отправление в путь сопровождается каким-то таким «суетливым» состоянием. От своего я избавился, даже не успев толком разместиться в поезде, когда оказалось, что надо срочно помочь с грузом опаздывающим кемеровчанкам. Действовать нужно было срочно: бежать со всех ног через пешеходный переход им навстречу, а потом обратно, с громадными баулами в руках. Поезд отправлялся, но мы успели. Город остался где-то позади, а с ним и вся суета предотпускных будней.
Небольшая разборка с будущими соседями по поводу наших огромных рюкзаков и дефицита пространства плавно переросла в приятное знакомство, стоившее нам, однако в дальнейшем некоторых нервов и потраченного времени на разборки с милицией в Отаре. То были девчата, ехавшие отдыхать на Иссык-Куль. Мы любезно согласились подбросить их на своем автотранспорте до Бишкека. Однако, когда добрались до Отара, то такая, в сущности, небольшая экономия средств, оказалась не по душе местным Отарским молодчикам, таксующим туристов до озера. К тому же наш басик (здесь так называют микроавтобусы, в основном пригнанные из Европы и выполняющие роль маршруток и прочие мелкие перевозки), как и его водитель, были не местными, и оказалитсь восприняты в Отаре как конкуренты. Произошла небольшая стычка с мордобоем, в результате чего Вовка даже оказался за решеткой. Благо — серьезных увечий не получили ни люди ни техника, таксисты разъехались с вновь прибывшими клиентами. Как будто ничего и не было. А раз так, то и милиции какой резон с нами возиться. Поняв, что на нас калым не срубить, ведь все-таки мы пострадавшие, нас отпустили.
Дорога в Бишкек преподнесла еще один маленький сюрприз — пограничный пункт на трассе оказался закрыт до самого утра следующего дня. Пришлось ехать в объезд, делать крюк. Погранпосты минуются здесь непринужденно, даже при косяках в документах, лишь бы были деньги. Но все же пришлось задуматься о целесообразности использования в таких поездках загранпаспорта. Дело в том, что не блещущие аккуратностью местные пограничники порой забывают проставить в данном документе нужные печати. А проконтролировать сей процесс не всегда получается. Так было со мной в зимней поездке, в поезде. Проводник собрал ночью на границе наши паспорта, а вернул их уже под утро, когда граница осталась далеко позади, причем мне — без нужного штампа. У меня оставалось два пути: «чай-пай», или попросту взятка, погранцам на следующем посту, или доставать из широких штанин родимую российскую паспортину. На тот момент я выбрал второе, т. к. в бюджете не было средств на оплату чьих-то бюрократических косяков. Правда и такой шаг может обернуться определенной проблемой — безалаберные зеленые человечки могут и не заметить, что среди кучки разношерстных загранпаспортов затерялся государственный паспорт, и шлепнуть свою печать в него, без разбора. Тогда, по приезду домой, вы рано или поздно (а как правило — в самый нужный момент), обнаружите, что сей документ недействителен, и вас ожидает геморрой по его замене, со всеми вытекающими.
Кстати говоря, в этой поездке Женя предпочел первый вариант. На въезде в Киргизию, «всего» за несколько килосом, пограничник оказал такую любезность — сменил на своем штампе дату года на предыдущий и проставил отсутствовавшую целый год печать о выезде, а потом и о нынешнем въезде штампик вкатил. Вот так можно спасти свой паспорт. Я же свой решил не спасать, потому что жмот.
С первых же метров дороги после поста видно отличие Киргизии от Казахстана: в хлам разбитые дороги (хороший асфальт попадался разве что по пути от Бишкека до Иссык-Куля), советские автомобили вперемешку с такими же древними иномарками, да и весь быт, всё, что попадается на глаза, как-то навязчиво напоминает конец 80-х-начало90-х годов. Создается ощущение, будто попал назад в СССР.
В Бишкек прибыли к вечеру. Там, в офисе «Аксай-Трэвэл», нас встретила Лена Калашникова, руководящая делами фирмы в Бишкеке. Вскоре нас разместили в гостинице со звучным названием «Гранд Отель», как оказалось потом, отнюдь не на одну ночь — по-видимому, из-за проблем с вертолетом. Благо — на нашем бюджете денное неплановое излишество ни коим образом не отразилось.
Отель по меркам города оказался весьма представительным — свеженький интерьер и прекрасный дворик с фонтаном, тишина и соседи-японцы. Администратор, молоденькая строгая девушка, сразу дала понять (видимо уже зная особенности русского менталитета), как здесь нужно себя вести. Да мы и сами не были расположены дебоширить и тому подобным вещам, а мирно отправились спать. Поэтому все остались довольны.
Впечатлений от города осталось немного. Отчасти потому, что здесь я не в первый раз. С одной стороны — вылитый Новокузнецк двадцати-пятнадцатилетней давности, а с другой — все-таки столица. Эдакий сплав из остатков старой империи, азиатских традиций и современного образа жизни.









Один совет для только собирающихся здесь побывать — здесь не стоит выделяться из общей массы. Холеный, выбритый и незагорелый человек в свежей одежде, шортах, да еще не дай Бог с фотиком наперевес (а-ля англичанин в амазонских джунглях), попавший в поле зрения милиционеров, мгновенно удостаивается их внимания. В нашем случае, возможно, причиной тому послужил саммит азиатских стран (ШОС или как его там), намеченный этим летом в Бишкеке. Но, скорее всего, это повседневность. Ведь такой человек — просто ходячий кошелек, который всегда предпочтет потратить немного денег взамен каких бы то ни было проблем. Это и нужно работникам правопорядка. Поэтому любые деньги (тем более не местные) — в носок, а в карманы — только местную валюту, да поменьше. Мол — мы бедные хиппи, и это — всё, что у нас есть; отпустите нас, дяденьки. Кстати добавлю, что если сразу вас отпускать не захотят, а так оно и будет, то нужно себя пересилить и дать понять, что и мы никуда не торопимся, мол, разбирайтесь, подождем. Тогда эти ребята, сначала оторопев, а потом, отойдя от такого шока, начинают прямо просить денег «на чай-пай», сколько есть. Как дальше при этом действовать решайте сами — шансы 50 на 50 при любом раскладе — или ты разведешь, или разведут тебя. Ну а вообще киргизы нас любят, пожалуй, даже больше, пусть даже и как слегка дойных коров, чем те-же казахи. В чем не раз пришлось убеждаться — у вторых больше преобладает стремление подискрииминировать на почве расизма так сказать. Уровень жизни у них получше, поэтому и денежки на втором плане. Впрочем, среди обычных людей, везде и всегда мы встречали теплое и открытое отношение. И это не может не радовать.
Из Бишкека отправились в Кар-кару на небольшом басике с загруженным под завязку прицепом. Кроме наших рюкзаков везем еще и грузы фирмы: веревки, продукты, другие различные вещи. Помогли девчатам расфасовать сувенирные футболки с изображениями Хана, Победы, Коммунизма и другими. Упаковали и тоже взяли с собой — повезем на Иныльчек. В прицепе, увлекшись погрузкой, я даже и не подумал, что мой коврик, лежавший в общей куче вещей, отстегнутых от рюкзаков для удобства переноски в узких стенах подвала, служившего складом, может тем временем потеряться. А вышло именно так — вынося со склада вещи, естественно каждый взял лишь свои. Пропажа обнаружилась лишь по прибытии в Кар-Кару, настолько я был уверен, что все на месте. Кстати сказать, возможности взять снаряжение в прокат не оказалось ни здесь, ни в базе на Иныльчеке. Во всяком случае, это касается именно непредвиденных, не оговоренных заранее случаев, таких как мой, или, скажем, поломка кошки, палки, утеря очков или рукавиц. Досадно.



Наша сопровождающая — Дина, и водитель басика — Петрович, оказались не только приятными и веселыми попутчиками. Они буквально взяли над нами неопытными шефство и в дальнейшем стали нам волшебным пропуском на Иныльчек. Но это случилось чуть позже, а пока мы колесили, забираясь по дороге все выше, приближаясь к Иссык-Кулю.






У озера ненадолго задержались: искупались, перекусили и, слегка взбодрившись после стоявшей весь день жары, отправились дальше. В Кар-Каре оказались уже поздно-поздно вечером. От былой жары дня не осталось и следа. В кромешной темноте под порывами ледяного ветра разгружаться совершенно не хотелось. Не хотелось даже выходить из автобуса, хотя на тот момент наши пятые точки были уже прилично измотаны долгой дорогой и яростно требовали переключения веса с них на другие части тела. Поэтому, похватав лишь необходимые вещи, мы поспешили разместиться на ночлег.
Нас поселили в палатках, стоявших эдаким городком на большущей поляне базы, покормили ужином в столовой. Ощущение дискомфорта намного поутихло, оставалось лишь задраить свои апартаменты на все молнии, залезть в теплые спальники и с чувством выполненного долга предаться сну.
База в Кар-Каре оборудована вертолетной площадкой, кроме палаточного городка в ней есть еще хорошая баня, очень удобно расположенная в ложбинке у ручейка, столовая с буфетом, разные склады и конечно радиорубка — помещение размером с вагончик и длиннющей антенной над крышей — эдакий капитанский мостик. Здесь и проводит большую часть времени руководитель базы, легендарный Казбек Шакимович Валиев, так сказать, держа руку на пульсе.









Окружающая это изумительно место природа поразительно напоминает наши родные края: Шерегеш или Кузнецкий Алатау. Те-же горы и вроде та-же тайга и поляны, благоухающие луговым многоцветьем. Среди всего этого, пожалуй, лишь огромные эдельвейсы кажутся чем-то необычным и напоминают, что все-таки мы не дома. Причина такого сходства — высота. Район расположен приблизительно на двухтысячной отметке, образуя собой своеобразную границу между снегами Тянь-Шаня и полупустынными степями. Видимо именно такая высотная дислокация и соответствует климатической зоне в наших, более северных, широтах.
На базе в Кар-Каре кроме нас оказалось немало разного народу, таких же, как и мы искателей приключений. Одни ждали заброски на Иныльчек, другие — транспорта домой. Среди них особо выделялись корейские альпинисты — в большинстве уже далеко не молодые люди, такие маленькие и сухонькие, но при этом очень живенькие, шустрые, веселые и очень общительные.
Посещение столовой — в определенные часы, по звонку небольшого колокола. Внутри красиво и просторно, много столов, так что весь лагерь помещается за раз. Готовят очень вкусно и, что сразу бросилось в глаза, больше по европейски, опять таки прямо как дома. Это видимо потому, что среди здешнего контингента большую часть составляют туристы европейцы, не привычные к азиатской кухне. Слегка напрягает лишь одно — со своими сибирскими аппетитам мы все время чувствуем легкое недоедание.
Однако, как говорится, голод не тетка, поэтому Петрович приносит из леса грибы (поздней мы узнали о его коварном плане), потом едем в ближайшую деревню приставать к местным со словами: «курка, яйки, шнапс». Но в отличие от фашистских товарищей добываем все это на совершенно добровольных и рыночных условиях. Теперь об ужине можно не тревожиться.
С утра появился вертак, но вечером он должен лететь восвояси — машина из военного ведомства, у них своих дел по горло, а тут еще и этот саммит. Так что сегодня на него мы не попадем, большая очередь накопилась за дни его отсутствия. Все ждут своего часа. Нам же остается предаться созерцанию грациозных полетов зеленой машины. Остаток дня играем в карты и готовим привезенные веревки к заброске вертолетом на маршруты.
Вернувшийся с первой заброски, вертолет, привез с ледника отбывающую группу. Среди них — большущий мужик Саня — начальник спасслужбы (толи Екатеринбурга, толи Барнаула — не помню точно). Рыбак рыбака видит, с нашим спасом Саней Тимониным они быстро находят общий язык, и вот мы уже все вместе выпиваем помаленьку в тенечке под разговоры за жизнь. Большой Саня поет песенку «А ты меня любишь? -Ага! -А ты со мной будешь? -Ага!...» и шутит, мол, это гимн Иныльчека в нынешнем сезоне. Почему? — не знаю. Но некоторые события все-таки парадоксальным образом, словно в зеркале, нашли свое отражение в этих словах. Еще он сообщил нам, что из-за необходимости срочно ехать домой, ему пришлось прикинуться заболевшим больше, чем есть на самом деле. Иначе вертолета еще бы долго никто не увидел.
Вторым рейсом вертолет увозит, с очередной группой, продуктами и снаряжением, нашу Дину. Это и был хитрый план Петровича. Они с Диной решили не оставлять нас здесь одних пока мы гарантировано не окажемся на Иныльчеке. Обычно за день получается два рейса, потом машина улетает на неопределенный срок. Дину берут на борт «покататься», а значит, вертушке придется вернуться еще раз и остаться до завтра. Таким образом, мы свой шанс не упустим. Петрович прекрасно знает здешний уклад, а еще он бывший пилот, поэтому легко находит с вертолетчиками общий язык. Не без его же участия договариваемся с Мухой устроить вечером баню, для нас и вертолетчиков, не всё же им здесь только работать, надо и отдыхать. Тем более если появилась такая возможность.
Кстати о Мухе. Так зовут здесь одного весьма интересного человека, отвечающего за всякие хозяйственные дела базы, с виду ничем не приметного мужичка в годах, чем-то похожего на тех корейцев, простого и общительного человека. Познакомились мы с ним, готовя веревки к заброске на гору: бывалый альпинист-высотник, человек советской школы и старой закалки, прошедший столько тяжелейших маршрутов, по много раз и в различных условиях, что никаких пальцев не хватит все их сосчитать. У него есть чему поучиться.
И вот мы снова слышим нарастающий рокот в ущелье — возвращается вертолет и Дина. Она вся сияет! Рассказывает о впечатлениях: о полете и об увиденном сверху, о прогулке по леднику, совершенной за время, пока вертолет разгружался в разных лагерях. Радуемся за нее и по хорошему завидуем — мы то этого еще не видели. На леднике она замочила свою обувь, а сменки с собой нет. Находим теплые носки, и я отдаю свои сланцы, так кстати пришедшиеся в поезде.
Настало время ужина, где и пришлись как нельзя кстати куры с грибами. Весь экипаж вертушки оказался за одним столом с Казбеком, засиделись допоздна, заговорились. Прервать эти беседы было бы крайне недипломатично, и в баню мы отправились без них. Зато с нами был Петрович и какой-то англичанин, наш ровесник, оказавшийся здесь в ожидании своей группы. И конечно с нами была местная водка, надо сказать, чтоб не напугать, далеко не такая крепкая, как наша. Она пришлась как нельзя кстати, чтобы снять усталость. Утром все мы чувствовали себя обновленными и, наконец-то, скинувшими груз усталости, накопленный за прошедшие дни. Будем считать это первым шагом акклиматизации.

2. Иныльчек

Двадцать первое июля, суббота. Его Величество Случай. Не помню точно, когда в Кар-Кру успела прибыть группа дипломатов из какой-то восточной страны. Толи вечером, пока мы смывали дорожную усталость, толи с утра пораньше. Но, судя по всему, их там заранее не ждали, а для нас это стало очередной удачей. Они коротали время перед саммитом за осмотром местных красот и, видимо, каким-то образом сформировалось предложение свозить их под самую Победу на Иныльчек. А тут как раз и вертолет на месте. Так или иначе это было, но, проснувшись на утро, мы уже точно знаем: сегодня вылетаем. С ними одним бортом. Мы — в лагерь, они — на экскурсию. Прекрасно!
Экскурсантов хоть и немало, но они все без багажа, поэтому места нам хватает, и даже Казбек Шакимович, оказывает всем нам честь своим сопровождением. Грузимся, рассаживаемся у иллюминаторов, взлетаем. Борт набирает высоту — впечатление незабываемое. Только что казавшиеся высокими горы, теряются далеко внизу, промелькнув пару раз контрфорсами у самых колес шасси. Одни ландшафты то и дело сменяются другими: на смену зеленым краскам приходят красные и коричневые, за ними — желтые и черные цвета, а затем на смену приходит ослепительно белый. Вот она горная страна Тянь-Шань, до самого горизонта!









Внизу, прямо под нами, в глубокой долине, распласталась огромная сероватая река ледника. Это Иныльчек. Летим вдоль него к верховьям. Сверху он кажется таким ровным, слегка волнистым, почти как дорога, большой хайвэй, протянувшийся меж гор. Снижаемся и все отчетливей видим, что же это такое: ни единого ровного места. Весь ледник покрыт камнями, испещрен трещинами, расколами и волнами. Местами в его углублениях видны небольшие озера с матово-бирюзовой водой.







Неподалеку от лагеря нашего назначения вертолет высаживает экскурсантов, прямо на лед, чтобы прогулялись. Затем отвозит нас, возвращается, чтобы подобрать уже навпечатлявшихся дипломатов, и вскоре скрывается из виду, увозя их обратно в теплые цветущие края. Наблюдаем за этим, сидя на выброшенных наспех рюкзаках и коробках, с еле уловимой тоской по чему-то привычному и домашнему. Вот мы и приехали. Перед нами базовый лагерь «Южный Иныльчек» — первый оплот человеческого обитания в этих суровых, неприветливых краях. Под нами – одноименный ледник. Начальник лагеря, Дима Греков, встречает нас, знакомит со здешним бытом и укладом жизни и показывает наши палатки.
Пока размещаемся да перетаскиваем и прибираем свои и общественные грузы, нас накрывает высота, странное болезненное чувство слабости. Здесь высота уже не шуточная — четыре км. Тошнит. Обед и ужин пропускаем, не едим совсем. Удивительно, но спалось в эту ночь вполне комфортно, может из-за влияния бани… К тому же в палатках у нас очень уютно и просторно, места хватает на четверых. Под ними — ровные щиты из досок, а внутри, на полу — мягкий поролон. Селимся в каждую палатку по двое.









На следующий день самочувствие получше, но двигаться не очень охота. После обеда, ради акклиматизации, идем вверх по леднику — посмотреть тропу. Она проходит мимо соседнего лагеря «Тянь-Шань Трэвэл», стоящего чуть ближе к Хану, затем, пересекая прибрежные разломы и волны ледника, выводит на его середину, относительно ровную, и тянется вверх почти по самому центру до лагеря 4200. Прогулка оказывается весьма занимательной. То тут, то там вдоль тропинки обнаруживаются следы пребывания прошлогодних базлагов: пустые бочки, доски, остатки антенных мачт; в глубокой промоине обнаруживаем искореженный фюзеляж вертолета. Эти останки, как напоминание о переменчивом, суровом нраве здешних мест, угрюмо провожают проходящих мимо. Говорят, их здесь немало, погибших вертолетов.
Двадцать третье июля, понедельник. У нас есть одна миссия. Посвящаем ей третий день. Нужно установить табличку памяти Сергея Зуева. Он погиб в лавине на пике Победы. Собираемся все вместе, как раз и Леший подъехал очень кстати с очередной вертушкой, вся команда в полном составе. Тут вырисовывается одна проблема: мы находимся на леднике, и всё, что есть поблизости, постоянно и постепенно движется вместе со льдом, проваливается в него или вытаивает на поверхность. Ничто не стабильно, даже если это камни размером с Титаник.
Дима рассказывает о подходящем месте. Это одна из скал у подножия гор. До нее неблизко, но других мест нет, идем в сторону Победы, вверх и влево по леднику, затем с боковой морены поднимаемся метров на 70 по осыпям к небольшой горизонтальной площадке, расположенной прямо под вертикальной и относительно ровной стеночкой в скале, обращенной на запад. И, надо же — здесь, среди сплошных камней, есть кое-какая растительность и даже цветы, пусть размером с копеечку ато и со спичечную головку, но цветы! Фиолетовые и белые, а еще похожие на крохотный кочан капусты, скрывающий внутри, под собранными в шар бледно-зелеными листьями, яркие лепестки и сиреневые пучки соцветий. И всё это на пятачке размером полтора на три метра.
Здесь уже были люди — на стене две таблички, посвященные памяти погибших на Хане новосибирцев. Прибиваем свою, разбросанные ветром пластмассовые цветы возвращаем на место, и, немного посидев под теплыми лучами предвечернего солнца, отправляемся обратно в лагерь.









Одно дело сделано. На сегодня достаточно. С завтрашнего дня нас ждет работа на горе, запланирован акклиматизационный выход. Его задача — установить лагеря вплоть до штурмового на перемычке Чапаев-Хан-Тенгри, занести туда продукты, газ и необходимое снаряжение, и, конечно, «поднять» акклиматизацию.
На 4200, в лагерь 1, выходим из базы после обеда. Идти предстоит по уже известному пути, пологому открытому леднику. Вечером будем на месте. Участок не опасный, позволяем себе растянуться, и идем в пределах видимости, кто как может. В других условиях это — не лучшая тактика, но когда и погода и обстановка позволяют, зачем сбиваться с ритма, постоянно дожидаясь отстающих или догоняя особо резвых. Легче идти в своем темпе. Собираемся только в ключевых точках, чтобы никто не заблудился, и снова растягиваемся. Вообще в любом деле важна командная работа и слаженность, но не всегда возможна и целесообразна, а зачастую, особенно на высоте, нужно быть готовым и к самостоятельным действиям. Тут, как и в любой ситуации, главное не перегибать в самодеятельности, но и к сухим инструкциям относиться не слепо повинуясь, а действовать осмысленно.
В верхней части ледника, метров за 200 от лагеря, снова собираемся все вместе — перед нами небольшая речушка. Она промыла себе русло прямо в теле ледника, в ледяном желобе как в маленьком каньоне с отвесными стенами. Преграда, требующая к себе уважения. Свались туда и всё, поминай, как звали, унесет. Пусть она глубиной всего по колено, но гладкие ледяные дно и стены уже не позволят ни встать на ноги, ни за что-то ухватиться. Ищем место поуже. Самые рослые бойцы на страховке перепрыгивают на другой её берег, чтобы страховать остальных. Следом летят рюкзаки, палочки, ледорубы и девушки.





Перебрались. Еще несколько минут, и мы на морене, у палаток лагеря 1. Лучшие места как всегда уже заняты, но нам то не привыкать, выравниваем площадки для своих палаток. Устраиваемся. Вблизи, в разломах ледника, есть вода, так что лед топить не надо. Готовим ужин и ложимся спать — вставать очень рано, т.к. следующий участок пути, лавиноопасный кулуар, называемый мышеловкой, необходимо преодолеть в самый благоприятный промежуток времени — до рассвета. Пока поели, пока собрались, вот уже и полночь.




В два часа будит дежурный — Саня Аникин. Я глаз своих разлепить не могу, так хочется спать, а он вообще разве что с полчаса покемарил. Встаем, завтракаем, выходим. Ночь холодная. С одной стороны это хорошо: осадков не было давно, а значит и лавин, скорее всего не предвидится. А с другой стороны, чем быстрей и ниже падает температура, тем опасней становятся ледопады, стекающие с верхних ледников и нависшие над мышеловкой. По кулуару между Чапаевым и Ханом вверх, в лагерь 5200, пробита тропа, по снегу, под ним лед, а значит и трещины. Афи, грузинский альпинист, вышедший с нами, предлагает идти одной связкой, что мы и делаем. Однако скоро оказывается, что двигаться так у нас не получается — слишком неравны силы участников. Такой расклад разве что спасателям на руку — когда попавшая в лавину группа вся на одной веревочке — найти проще. Нас это не устраивает, до рассвета хоть часть группы должна проскочить этот участок и подстраховать остальных. Решаем развязаться и идти маленькими отделениями: те, кто пошустрей, чешут за Афи, остальные — в своем темпе. Идти тяжело. Местами, у крутых взлетов или трещин, бросаем перила.





Близится рассвет. Кромешная ночная тьма растворяется, и становится видно все отчетливей, куда мы попали: местами тропа проходит вдоль нижней кромки лавинных конусов, местами — словно по вспаханному гигантскими плугами полю, то вдоль, то поперек огромных борозд, оставленных ледяными глыбами, под нависанием еще не обвалившегося льда, а кое-где и по грудам свежеосыпавшихся камней. После семи часов утра вершины озаряет Солнце. Снизу мы этого еще не видим, но зато прекрасно слышим: там начинают оттаивать камни и со страшным свистом устремляются вниз и плюхаются в снег у тропы. На это безобразие смотрю сверху — опасные участки я уже проскочил. Дожидаюсь следующего за мной, чтобы сообщить об опасности и спешу дальше.
Еще один взлет и устрашающий хаос гигантских ледовых осколков остается позади. Передо мной широкая гладкая снежная долина, полого уходящая под перемычку. Лагерь уже совсем близко — справа по ходу движения, на возвышенности, вижу пару палаток и людей, слышу их голоса. В такие моменты внутри всегда происходит что-то предательское — последние силы, словно испарившись, бесследно пропадают. Каждая минута превращается в целую вечность. Иду, теряя веру в себя и в реальность происходящего. Но больше я не присяду и духа не переведу — та еще мука — отдышавшись поднять глаза и увидеть, что ты будто и не шел, а стоял на месте, что путь и не думает сокращаться, хотя вроде рукой подать. Смотреть под ноги и считать шаги. Вперед.
Позже, сидя в лагере 5200 на своем рюкзаке и приходя в себя, смотрю на часы: прошло то всего минут пятнадцать. Невероятно. Пью чай. Отдыхаю. Солнце уже высоко и всё залито мощным светом. Понимаю: пока шел, успел сжечь глаза. Или очки «Альпиндустрия» оказались слабоваты, или надо было просто заставить себя носить их с самого первого дня на леднике. Ситуация столь же глупая, сколь и опасная, но, на мое счастье у Скобелева в рюкзаке оказались запасные сварочные очки. Они не очень удобны: сначала не можешь привыкнуть к темноте, а привыкнув, уже не можешь их снять ни на миг — свет слепит. Но выхода не было, лучше уж не снимать их совсем и сохранить способность хоть как-то самостоятельно передвигаться, чем постепенно ослепнуть полностью. Санька, раздевшись до пояса, фотается на фоне Победы. Ну и пекло! Кто бы мог подумать о таком сегодня ночью, когда, стуча зубами, с трудом заставляли себя выбраться из палатки…
Еще, от поднявшихся следом Тимонина и Ско, узнаем о проблемах на маршруте: тем, кто не успел проскочить камнеопасные участки, нужна помощь — сидят в укрытиях измотанные и без воды. Аникин берет термос и идет вниз. Я грею воду и тоже собираюсь, все-таки двое помощников — это в два раза больше, чем один. Вскоре возвращаемся с рюкзаками и с остальными мемберами, которые, после некоторой разгрузки, смогли продолжить движение. Правда, под стенами пришлось побегать, выжидая промежутки между камнепадами. Так мы в полном составе оказались в лагере номер 2 на 5200.





Надо сказать, что со слов уже бывавших здесь ранее, лагерь расположен скорей на 5300 — немного выше обычного, на склоне Хана над горловиной мышеловки чуть выше ледопадов и немного ниже сковородки. Причем и от самого Хана он отделелен широким бергом. Таким образом лагерь имеет наилучшую лавинную безопасность — при сходе лавины с Хана, снег просто стечет в этот берг, а при сходе со стороны Чапаева или перемычки, он пройдет прямо по кулуару вниз к горловине, не поднимаясь на наш склон. Отдыхать можно спокойно. Ставим палатки, едим, готовимся ночевать, на перемычку пойдем завтра. Без Сани Тимонина, он решил возвращаться, причина — разногласия в правящей касте.






На утро встаем попозже. Идти до перемычки не так далеко, и мы неспешно собираемся, озаренные сиянием склонов Чапаева. Утро обещает тихий ясный день. С удивлением наблюдаю за проходящими снизу командами, многие идут на 5.800 прямо из базового лагеря, минуя остановки в лагерях 1 и 2 — у людей уже есть акклиматизация. Нам пока этого не понять, мы выжаты как лимоны. Выходим следом. Подъем положе вчерашнего, идти приятней, вдали показывается перемычка, а затем крутой взлет на нее. Вот она — сковородка и мы на ней. А тут и солнышко поднялось и выкатилось из-за Хана. Всё, вот и поспали подольше, перегрев тела мгновенно отнимает способность к передвижению. Вот что значит — мотор закипел. Чувствую, что силы иссякли совсем, и физические и моральные. Люди спят на рюкзаках то тут то там, я так не хочу, не успокоюсь пока не приду в лагерь. Раздеваюсь. Под штормовкой — голое по пояс тело, а ниже пояса — раскрыты все молнии, какие только есть. Совсем раздеться нельзя, свет отовсюду, прямо гигантская микроволновка какая то, не иначе, вся шкура обгорит. Но двигаться уже можно. Так и иду. Созерцать окрестности что-то не хочется. Тропа, огибая трещины и разломы, уводит под перемычку. Каких либо признаков опасности на пути нет, поэтому тупо смотрю, как переставляются мои ноги. Так и дошел, хоть в это не верилось совершенно, казалось — нет конца этой тропе и этому взлету…

Продолжение